Кент Кил - Психопаты. Достоверный рассказ о людях без жалости, без совести, без раскаяния
Поэтому я работал очень много. Я приезжал туда в субботу и воскресенье, потому что в выходные у заключенных больше свободного времени, чем на неделе. Я пропускал зимние праздники и проводил Рождество в тюрьме. Кое-кто из друзей говорил, что я трудоголик и мне надо научиться делать перерыв. Но разве я мог остановиться, особенно если приезжала целая новая партия заключенных. Мой научный руководитель доктор Роберт Хэр спросил с опаской, нет ли у меня мании. Узнав, что это не мимолетный эпизод, он немного успокоился. Я работал в таком режиме уже несколько лет.
У меня с собой была свежая пачка распечатанных вопросов по ППЧ; порядок, когда и как их задавать, я отточил за сотни интервью. Я установил камеру на треножник, достал чистую видеокассету и вставил в камеру. Потом пошел в жилой блок, покручивая в руке латунный ключ, и поймал себя на том, что насвистываю какую-то мелодию. Мне не терпелось встретиться с новыми заключенными. Однако это воскресенье превзойдет все мои самые смелые ожидания. Да, этот день я никогда не забуду.
Я пришел в жилой блок еще до того, как заключенных выпустили из камер. Зашел в медпункт и включил кофеварку.
Раскрылись камеры, и заключенные поспешили в душ или общую комнату с телевизором. Шел футбольный сезон, и как раз начинались матчи команд Восточного побережья. Заключенные набились в общую комнату. Я прислонился к дверному косяку и поглядывал в телевизор, надеясь застать показ лучших моментов прошлых игр. Я вспоминал свои футбольные дни и вдруг понял, что загораживаю путь одному тяжкому преступнику, который хотел занять последний оставшийся свободным стул в комнате. Он мягко отодвинул меня в сторону и сел.
И тут в воздухе вдруг повисло напряжение. Я почувствовал его своим затылком, даже прежде чем осознал, что происходит. Слонявшиеся вокруг заключенные замедлили шаг, топот ног по холодному бетонному полу смолк, у телевизора как будто прибавили громкость, и я вдруг явственно почувствовал, как к моему носу поднимается пар от кружки с горячим кофе.
Оказалось, что один заключенный вышел из своей камеры совершенно голый и пошел по коридору. Я заметил его краем глаза. Он прошел мимо телекомнаты, мимо душевых и пустого медпункта и направился по лестнице к дверям, которые вели в спортивную зону. Некоторые обернулись, когда он прошел мимо, и провожали его взглядом. Другие старались не смотреть в его сторону, но я видел, что они его тоже заметили. Все были озадачены и встревожены. Что он задумал?
Голый человек вышел на улицу под дождь, пошел по короткой беговой дорожке и дважды сделал круг. Телекомната находилась на втором этаже, и нам хорошо было видно дорожку. Некоторые выглянули в окна и наблюдали за ним. Все отвлеклись от своих дел, но никто ничего не говорил. Мы все были ошарашены.
Голый заключенный вернулся, поднялся по лестнице на второй этаж и пошел к себе в камеру. Напряжение в телекомнате возросло. Вскоре этот странный тип появился из камеры с полотенцем и направился в душ. Он шагал прямо по центру, а остальные медленно уступали ему дорогу или вообще уходили в камеры. Некоторые делали вид, что просто беседуют друг с другом, но на самом деле старались не встретиться с ним взглядом. Я заметил, что один из самых крупных здоровяков слегка замедлил шаг, чтобы не столкнуться с новичком.
Голый человек быстро принял душ и вернулся к себе в камеру; в его походке было что-то развязное. Он был не очень высокий, но мускулистый.
Я должен был проинтервьюировать его. Я глотнул кофе и направился к его камере.
Над его дверью значилось имя Ричард.
– Доброе утро, я из УБК, провожу исследование. Мы беседуем с теми, кто здесь лечится, и замеряем активность мозга. Вы не хотели бы узнать подробнее? – спросил я.
– Не вопрос, – раздался ответ из темной камеры.
– Отлично. Может, оденетесь, возьмете что-нибудь перекусить, а приблизительно через полчаса я за вами зайду? Мы с вами поговорим у меня в кабинете внизу.
Я вернулся в медпункт и выпил еще пару чашек кофе. Мне надо было полностью проснуться для интервью с Ричардом.
Ричард надел классическую тюремную одежду: синие джинсы, белую футболку и темно-зеленую куртку. Он неторопливо спустился по лестнице и прошел через крытый проход в столовую, чтобы позавтракать. Минут через пятнадцать он вернулся в камеру. Я еле мог его дождаться и пошел за ним раньше обговоренного времени.
Он вошел в кабинет за мной и плюхнулся на стул напротив.
Прежде чем я успел достать из стола бланк согласия, он уставился на меня и сказал:
– Вам когда-нибудь приходится нажимать эту красную кнопку?
Он говорил о кнопке размером с серебряный доллар посреди стены; при нажатии она включала сигнал тревоги. На посту охраны раздавалась сирена.
Мы оба сидели примерно на одинаковом расстоянии от кнопки. Я понял, что, возможно, не успею добраться до нее быстрее, чем он до меня. Я тут же стал выискивать новый способ расстановки мебели, чтобы сидеть к кнопке ближе, чем интервьюируемый.
– Нет, – ответил я, – за пять лет, что я здесь работаю, мне еще никогда не приходилось ее нажимать.
Я вставил эти «пять лет», чтобы дать ему понять: у меня есть кое-какой опыт. Я не хотел, чтобы со мной еще раз сыграли шутку, принимая меня за новичка.
Не говоря ни слова, он резко встал и ударил по кнопке. Я не успел даже отреагировать. Он сел на место так же быстро, как вскочил.
– Посмотрим, что будет, – спокойно сказал он, откидываясь на спинку стула.
Через минуту мы услышали хлопанье дверей вдали и топот бегущих ног.
Я подумал, не встать ли, чтобы открыть дверь для охраны, но тогда мне пришлось бы пройти мимо Ричарда. Поэтому я просто сидел на стуле и ждал. Ричард преспокойно разглядывал компьютеры, папки и книги, скопившиеся у меня в кабинете за пять лет. У меня там сбоку был небольшой чулан, примерно полтора на полтора метра, где я установил аппаратуру для записи мозговой активности. В кабинете я все устроил так, чтобы следить за компьютерами, пока заключенный сидит в чуланчике на удобном стуле, и я снимаю его ЭЭГ. Недостаток планировки моего кабинета заключался в том, что во время интервью заключенный сидел ближе к двери. Может быть, я стал слишком беззаботным? Может, надо было переставить мебель, последовать совету, который дал мне доктор Бринк в первый же день, – всегда сидеть ближе к двери на случай, если я кого-нибудь выведу из себя? Я только мог надеяться, что не совершил роковой ошибки.
Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока тянулась вечность, в течение которой охрана добиралась со своего поста в конец коридора, где находился мой кабинет. Стояло воскресное утро, и из персонала я единственный находился в здании. Мне показалось, что охране, чтобы отреагировать, понадобились целые эоны.
В мою дверь воткнулся ключ, и она распахнулась. Вбежали два запыхавшихся охранника и уставились на нас.
Ричард спокойно повернулся, не вставая со стула, и спросил:
– Что случилось?
– Кто-то нажал тревожную кнопку, – буркнул охранник. – Все в порядке? – Его вопрос был обращен ко мне.
– Ой, это, наверное, я ее случайно нажал, когда снимал куртку, – ответил Ричард. – У нас все прекрасно; мы тут беседуем о научных вопросах.
– Хорошо, – сказал охранник. – Больше не надо так делать.
Я только кивнул. У меня пропал дар речи.
Охранники закрыли дверь, Ричард отвернулся от нее и посмотрел на меня.
– Меня зовут Ричи-Шокер, – сказал он. – Я и вас буду шокировать.
Собрав все свои моральные силы, я ответил:
– Жду не дождусь; я здесь как раз для этого. Валяйте.
Ричи-Шокер усмехнулся.
«В тюрьме скучно не бывает», – подумал я.
Мы заполнили бланк согласия, и я начал интервью с вопроса, который мне не пришлось задать больше ни одному заключенному за всю свою жизнь.
– Почему вы вышли голым под дождь?
– Меня привезли вчера вечером. Как только тебя привозят в новое место, надо сразу же произвести впечатление на остальных. Я видел, как вы стоите там, у общей комнаты. Вы заметили, что все остальные слегка занервничали, когда я вышел из камеры. Даже здоровым ребятам становится не по себе, когда проделываешь такое. Себя надо сразу поставить. Если не поставишь, будут думать, что на тебе можно ездить.
Он смотрел на меня как ни в чем не бывало; пустота в его глазах внушала тревогу.
– Когда я такое вытворяю, остальные не знают, что подумать. Я непредсказуем. Иногда я даже сам не знаю, что сделаю. Просто беру и делаю.
У меня снова закрутились мысли в голове. Его рассуждения, при всей извращенности, были вполне логичными; он уже сумел установить свой авторитет в этой тюрьме. Он явно получит высокий балл по крайней мере по нескольким психопатическим чертам. Фирма Nike, наверное, и не мечтала, что уголовник-психопат претворит в жизнь их слоган Just do it («просто делай это») вот таким вот образом.
